![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Код Лескова.
Перевод со шведского.
Русский писатель Николай Лесков был нестандартным идеалистом. В течение своей жизни он оказывался то в лагере лояльных царю литературных критиков, то социалистов. Только после смерти писатель занял свое законное место как на родине, так и на Западе как один из самых знающих описателей русского общества.
Николай Лесков - классик, который не вписывается в «классические» рамки. По разным причинам к нему нельзя с той же меркой как к Толстому, Достоевскому и Тургеневу. Он писал с ними в одно время, с удивительным знанием русской жизни, но только после своей смерти в 1895 году по праву заняв достойное место в русском и западном сознании. Максим Горький сказал о нем: «В душе этого человека странно соединялись уверенность и сомнение, идеализм и скептицизм. Он сумел не понравиться всем: молодёжь не испытывала от него привычных ей толчков "в народ", зрелые люди не находили у него "гражданских идей", выраженных достаточно ярко, революционная интеллигенция всё ещё не могла забыть романы /"Некуда" и "На ножах"/. Вышло так, что писатель, открывший праведника в каждом сословии, во всех группах, - никому не понравился и остался в стороне».
Хорошо сказано - и именно представителем того радикального лагеря, который долгое время пренебрегал и различными способами старался принизить значение Лескова. Горький оказался прав. Лесков не был ни радикалом в суждениях, ни ультраконсерватором. Он занял место где-то посередине со своим громадным знанием российской действительности и поэтому отказывался, по своему душевному складу, посвящать себя только одной или другой стороне. Он нашел причину любить и ненавидеть русского человека, двойственность которого воплотил в неповторимые очень малые формы прозы. Постепенно, по естественным причинам писатель стал мрачнее, еще более лишенным иллюзий. Но он никогда не терял веры в русского человека – несмотря ни на что. Особенно преклонялся Лесков перед находчивостью, способностью выходить из затруднительных ситуаций с помощью хитрости и, зачастую, фантастической смекалки. У него в запасе было бесконечное число невероятных и нередко страшных историй, которые он умел рассказывать. Истории иногда перетекали друг в друга, сливаясь вместе настолько, что это сбивало читателя с толку. Кроме того он обладал необычайной способностью повествования, редко изменявшей ему.
Также много потрясающего знал он о жизни набожных русских людей, соблюдающих нормы благочестия. В основе этих знаний лежит тот факт, что писатель был внуком православного священника. Помимо этого, сестра матери была замужем за Александром Скоттом, англичанином, иммигрировавшим в Россию, воплощавшем свои мечты о воспитании крестьян в духе филантропических идей квакерства на своем собственном поместье. Таким образом, Лесков черпал вдохновение из двойного духовного наследия. На него произвел сильное впечатление не только сам Скотт. Писатель, будучи еще подростком, поступил на службу к англичанину, стал счетоводом в его фирме. Лесков с ранних лет имел возможность путешествовать, пересекая большую страну. Знакомиться с разными слоями общества, познавать Россию в непосредственной близости, прочувствовать её брутальность, видя самое дно. Те отчеты, которые он пересылал своему начальнику, были написаны настолько блестяще, что Скотт уговорил его заняться литературой. В 1861 году в русской столице Лесков начал свою карьеру в качестве журналиста.
Лесков оказался волею судеб в Санкт-Петербурге именно в тот самый год - великий год освобождения крестьян. Общая атмосфера была настолько напряженной, что могла привести к прямому столкновению. Вскоре сформировалось революционное движение среди радикально настроенной молодежи, которая была нетерпелива и считала реформы Александра II слишком медленными. В этот самый момент на другой стороне реки Невы произошло несколько загадочных пожаров и царская реакция возложила вину на так называемых нигилистов. Лесков выступил с памфлетом, предлагая расследовать данный случай беспристрастно, чтобы установить, было ли в действительности основание для слухов о причастности к поджогам революционной молодежи. Такая точка зрения встретила абсолютное неприятие среди юных радикалов. Его заклеймили как ретрограда, на что он ответил тем, что в своем первом романе, вышедшем в 1863 году, почерпнутом из собственного чрезвычайно конкретного опыта, разоблачил людей с революционными убеждениями как болтунов, плохо представляющих действительность. В еще одном романе, изданном позднее, он подтвердил этот спорный образ. Результатом стало то, что ведущие критики стали ошельмовывать Лескова и это продолжалось долгое время. Молодежь руководствовалась совершенно сентиментальным чувством вины интеллигенции перед народом, с которым у неё не было соприкосновения. Такой проблемы писатель не знал. Лесков ясно видел, что заключено в этом народе: с одной стороны - грубость и отсталость, с другой – созидательный потенциал. Сведения эти он почерпнул не где-то дома, в светском разговоре, а непосредственно в глубинке, находясь среди низших слоев и, по этой причине, реакционеры ошибочно путали его с теми, кто со своей стороны, романтизировал эту отсталость.
Лесков был просто переполнен материалом для литературных произведений. Он видел темноту, но видел и свет, хотел верить в начавшиеся реформы царя Александра II. В 1872 году издал роман «Соборяне», хронику во многих смыслах примитивной жизни одного маленького городка, где на переднем плане показан образ священника - человека, одновременно мягкого и мужественного, который, как кажется, воплощает идеал Лескова. Православие ярко контрастирует на фоне так называемых староверов, настаивающих на своем мнении замкнуться внутри «асоциального» сектантского общества и уйти прочь в леса с одной стороны и утопическими выходками радикальной интеллигенции с другой. Лесков очаровывается этими преследуемыми гордыми, непоколебимыми в своей вере стойкими людьми, отстаивающими архаичные формы жизни, одновременно с этим он питает надежду, что православное смирение, возможно, откроется для них и в перспективе преобразует церковь. Постоянно в романе присутствует двойной англо-русский взгляд на местное духовенство – Лесков, в духе Скотта, старается привнести на русскую почву что-то и от квакерского пиетета. Постепенно ему приходиться осознать, что он прежде пытался идеализировать православие - авторитарное и зависящее от властей. Так в 1880 годы он пришел в своих убеждениях к противостоянию с толстовством – однако, выступая только против толстовской пассивности, идеи непротивления злу насилием.
Уже во время работы над «Соборянами» он начал понимать, что ему больше подходит малая литературная форма, небольшой формат. Из того периода его творчества остались две повести «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник». Первое произведение - рассказ о том, как староверы уловками и хитростью, а также при помощи своей ловкости и при поддержке высших сил, которые, при ближайшем рассмотрении, приобретают естественную подоплеку, отвоёвывают конфискованную властями икону с запечатленным на ней образом ангела - покровителя церковной общины. Здесь Лескову удалось одному из первых в русской литературе донести до читателя жизнь раскольников, существующих вне рамок общества, а также, опираясь на богатый фактический материал, рассказать о высочайшем профессионализме художника, написавшего икону. Откуда он мог знать об этом с такой точностью? Правда заключается в том, что еще в свои ранние годы он встречался с прототипами своих персонажей, когда ещё только начинал свою литературную карьеру и старался внимательней вглядываться в их мир.
Тут следует упомянуть, что несколькими годами раньше министр народного образования поручил писателю изучить теоретическую базу раскольников. И в этих несгибаемых набожных противниках царизма Лесков нашел бунтарей, которые стали ему намного ближе фанатичных материалистов – «народников», именно в это десятилетие ушедших в неизвестный Народ, чтобы пробудить его к революции.
Лесков признается в своем достаточно парадоксальном отношении к народу. Луке Кириллову в романе удается чудесным образом перелезть через хрупкую балку моста, чтобы отнести домой потерянную икону. Собственно, реальная основа этой центральной сцены была глубоко тривиальна: однажды Лесков услышал историю о мужике, который с риском для жизни прошел, балансируя, по цепной связи моста, чтобы добраться до желанной бутылки низкокачественной водки. Вот таким представляется русский народ в глазах Лескова: вбирающим в себя всё - от самого низкого до невиданных вершин, то опустившимся в пьянстве, то в небесных видениях и подлинной неподдельной доброте. В качестве рассказчика, от имени которого ведется повествование, выводится именно один из этих кротких, начитанных и эрудированных людей, в то же время привязанных к средневековью, с его легендами о святых, которые становятся жизненным примером образца. Он оставляет свой собственный след в жизни - как часто делают рассказчики у писателя – своими поступками. Язык писателя, одновременно архаичный и вбирающий новое, наполнен словами и фразами из Библии и литургических текстов, с другой стороны - насыщен техническими терминами, выдавая несомненное доскональное знакомство автора с предметом - с секретами иконописного ремесла. В это знание предмета входит также народная мифология, преднамеренные коверкания трудных, иностранных слов. Такое стилизованное повествование по-русски обычно называется сказом, который в 1920-х годах вызвал живой интерес у знатоков литературы, относящихся к формалистам.
«Запечатленный ангел» считается в наше время маленьким шедевром, ставшим предметом дискуссии. В произведении закостенелое и косное православие демонстрирует свое мягкое лицо, оно воплощено в образе епископа, который ищет контакта с преследуемыми раскольниками и примиряется с ними. Это, без сомнения лесковская мечта. Впоследствии, высказываясь о своих взаимоотношениях с церковью, он признал, что эти отношения далеки от идеала. Разумеется, радикалы истолковали, будто литератор обнародовал тем самым свои политические убеждения. На самом деле такой вывод почти перекликается со всей системой символов в романе. Мост является главным образом, интрига разворачивается вокруг необходимости объединения.
«Очарованный странник» имеет своего рассказчика, монаха пережившего всё – если можно так сказать - все проявления души русского народа – и, в конце концов, обредшего покой, изгнав дьявола, постоянно его смущавшего. Ему удалось остепенить свою авантюрную жизнь, перебравшись в монастырь, чтобы проводить дни в тихом созерцании. Он скитался по огромной стране, был вынужден убить человека, совершал высокие поступки и творил страшные низости. Он ничего не скрывает, показывает беспредельность, заключенную в русской жизни, регулярное попирание морали и норм, что не может не ужасать. В конце повести высказывается мысль – выражаясь словами рассказчика – «наша земля русская процветает благодаря стыду». Произведение построено на бесконечно увлекательном сюжете, который держит в напряжении от начала до конца, создавая грандиозный драматизм. Кто-то сказал, что эта повесть состоит примерно из двадцати больших историй. Фредрик Бёёк,* один из самых больших почитателей Лескова, писал, что вряд существует лучший источник знаний о России, чем литературное наследие Лескова, особенно эта повесть. Считается, что она передает русскую одержимость.
В 1880 годы Лесков был уволен из департамента народного образования по собственному желанию. С этого момента он пишет произведения всё больше черной краской, хотя проскакивали и светлые моменты. В числе оптимистических произведений этого периода - маленький рассказ «Левша», где рассказывается о том, как царь во время официального визита в Англию получил в подарок стальную блоху. Нужно было подковать блоху и одному русскому кузнецу дали заказ изготовить миниатюрные подковки из золота. Эта задача представлялась невозможной, но он справился с ней, разумеется, с особой русской гениальностью. Еще за несколько лет до этого рассказа Лесков составил антологию - большое число портретов выдающихся личностей из разных общественных классов в своеобразных пересказах в стилистике старинного жития святых. Характерная черта автора: видеть в глубине народной кровавые злодеяния и безумие, в тоже время всегда противопоставляя им положительные образы.
Фредрик Бёёк так охарактеризовал творческое наследие Лескова: «Пестрая, красочная вакханалия из преступлений, жестокостей, коррупции, животной похоти и невыразимого страдания». И ещё. Бёёк написал эти слова в 1942 году, во время похода Гитлера на Россию. Как известно, Бёёк до самозабвения поклонялся всему немецкому. Неужели он хотел использовать Лескова для оправдания Гитлера? Нет, в его почти блестящей трактовке русской «вакханалии» он, что вызывает удивление, фактически громогласно заявляет о своей пламенной любви ко всему русскому. Можно сказать, Лесков переиграл его.
Таким же образом Лесков победил Горького. Я делаю из этого вывод, что Николай Семенович был «влюбленным скептиком». Он продолжает до сих пор отстаивать всё русское образца XIX века, этот своенравный и оригинальный рассказчик, современник Толстого и Достоевского, литературный дар и уникальные познания которого помогают нам постичь русскую загадку.
Магнус Юнгрен – профессор русской литературы Гётеборгского университета.
http://perevodika.ru/articles/20748.html
.
![[info]](https://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif?v=87.3){kind=small}
